Вышедшая в свет книжка «Мемуары детей военного Сталинграда» стала реальным откровением не только лишь для сегодняшнего поколения, да и для ветеранов войны.
В Сталинград война ворвалась в один момент. 23 августа 1942 года. Еще намедни обитатели слышали по радио, что бои идут на Дону, практически за 100 км от городка. Работали все компании, магазины, кинозалы, детские сады, школы готовились к новенькому учебному году. Но в тот денек, полудня, все в одночасье упало. 4-я германская воздушная армия обрушила собственный бомбовый удар по улицам Сталинграда. Сотки самолетов, совершая один заход за остальным, планомерно уничтожали жилые кварталы. История войн еще не знала настолько массированного разрушительного налета. В городке тогда не было скопления наших войск, так что все усилия противника были ориентированы на ликвидирование конкретно мирного населения.
Никто не понимает – сколько тыщ сталинградцев погибло в те деньки в подвалах обрушившихся спостроек, задохнулось в земельных убежищах, сгорело живьем в домах.
Создатели сборника – члены Региональной публичной организации «Малыши военного Сталинграда в городке Москве» пишут о том, какими остались в их памяти те жуткие действия.
«Из собственного подземного укрытия мы выбежали наружу, — вспоминает Гурий Хватков, ему было 13 лет. – Наш дом сгорел. Почти все дома по обе стороны улицы тоже были охвачены пожаром. Отец и мать схватили нас с сестренкой за руки. Нет слов обрисовать, какой мы испытывали кошмар. Вокруг все пылало, трещало, взрывалось, мы бежали по пламенному коридору к Волге, которую из-за дыма не было видно, хотя она была совершенно близко. Вокруг были слышны клики бешеных от кошмара людей. На узенькой кромке берега скопилось много народа. Раненые лежали на земле совместно с мертвыми. Наверху, на жд путях взрывались вагоны с боеприпасами. Над нашими головами летели жд колеса, пылающие осколки. По Волге двигались пылающие потоки нефти. Чудилось, что пылает река… Мы бежали вниз по Волге. Вдруг узрели маленький буксирный пароход. Чуть мы поднялись по трапу, как пароход отошел. Оглянувшись, я узрел сплошную стенку пылающего городка».
Сотки германских самолетов, низковато спускаясь над Волгой, расстреливали обитателей, пытавшихся переправиться на левый сберегал. Речники вывозили людей на обыденных прогулочных пароходах, катерах, баржах. Фашисты поджигали их с воздуха. Волга стала могилой для тыщ сталинградцев.
В собственной книжке «Засекреченная катастрофа штатского населения в Сталинградской битве» Т.А. Павлова приводит выражение офицера абвера, которого взяли в плен в Сталинграде:
«Мы знали, что российских людей нужно уничтожать как можно больше, с тем, чтоб предупредить возможность проявления какого-нибудь сопротивления опосля установления новейшего порядка в Рф».
Скоро разрушенные улицы Сталинграда стали полем схватки, и почти всех обитателей, чудом оставшихся в {живых} во время бомбардировок городка, ждала томная участь. Они были захвачены германскими оккупантами. Фашисты выгоняли людей из родных мест и нескончаемыми колоннами гнали по степи в неизвестность. По пути те срывали обгоревшие колосья, пили воду из луж. На всю жизнь, даже у малых детей, остался ужас – лишь бы не отстать от колонны – отставших пристреливали.
В этих ожесточенных обстоятельствах происходили действия, которые впору учить психологам. Какую стойкость способен проявить ребенок в борьбе за жизнь! Борису Усачеву в ту пору было всего 5 с половиной лет, когда они вдвоем с мамой ушли из разрушенного дома. Мамы предстояло скоро рождать. И мальчишка стал уже обдумывать, что он – единственный, кто может посодействовать ей на данной для нас трудной дороге. Они ночевали под открытым небом, и Борис подтаскивал траву, чтоб маме было легче лежать на подмерзшей земле, собирал колосья и кукурузные початки. Они прошли 200 км, до этого чем им удалось отыскать крышу — остаться в прохладном сарае в хуторе. Малыш по обледеневшему склону спускался к проруби, чтоб принести воды, собирал дровишки, чтоб обогреть сарайчик. В этих нечеловеческих критериях на свет возникла девченка…
Энергетика прошлого. Скука
Оказывается, и молодой ребенок может одномоментно понять, что такое опасность, грозящая гибелью… Галина Крыжановская, которой не исполнилось и тогда 5, вспоминает, как она, нездоровая, с высочайшей температурой, лежала в доме, где хозяйничали фашисты: «Помню, как один юный германец стал куражиться нужно мной, поднося ножик к моим ушам, носу, грозя отрезать их, если я буду стонать и кашлять». В эти жуткие мгновения, не зная чужого языка, одним инстинктом девченка сообразила, какая ей угрожает опасность, и что она не обязана даже пискнуть, не то чтоб кликнуть: «Мать!»
Галина Крыжановская ведает о том, как они выживали, находясь в оккупации. «От голода кожа у нас с сестрой живьем сгнивала, ноги распухли. Ночами мать выползала из нашего подземного укрытия, добиралась до помойной ямы, куда немцы сбрасывали чистки, огрызки, кишки…»
Когда опосля перенесенных страданий девченку в первый раз искупали, то узрели в ее волосах седину. Так с 5 лет она с седоватый прядью и прогуливалась.
Германские войска вытесняли наши дивизии к Волге, захватывая одну за иной улицы Сталинграда. И новейшие колонны беженцев под охраной оккупантов тянулись на запад. Крепких парней и дам загоняли в вагоны, чтоб вести как рабов в Германию, детей прикладами отгоняли в сторону…
Но в Сталинграде находились и семьи, которые остались в расположении наших сражающихся дивизий и бригад. Фронтальный край проходил через улицы, руины домов. Застигнутые неудачой, обитатели укрывались в подвалах, земельных убежищах, канализационных трубах, оврагах.
Это тоже неведомая страничка войны, которую открывают создатели сборника. В 1-ые же деньки варварских налетов были разрушены магазины, склады, транспорт, дороги, водопровод. Закончилось снабжение населения продовольствием, не было воды. Я, как свидетель тех событий и один из создателей сборника, могу свидетельствовать, что нам за 5 с половиной месяцев обороны городка штатскими властями не было выдано ни каких-то товаров, ни 1-го кусочка хлеба. Вообщем, и выдавать было некоторому — руководители городка и районов сходу эвакуировались за Волгу. Никто не знал, есть ли обитатели в сражающемся городке и где они находятся.
Как мы выживали? Лишь милосердием русского бойца. Его сочувствие к голодным и измученным людям выручало нас от голода. Любой, кто выжил посреди обстрелов, взрывов, свиста пуль, помнит вкус мерзлого солдатского хлеба и варево из пшенного брикета.
Обитатели знали, какой смертельной угрозы подвергались бойцы, которые с грузом продовольствия для нас отчаливали, по своей инициативе, через Волгу. Заняв Мамаев курган и остальные высоты городка, немцы прицельным огнем топили катера и лодки, и лишь редчайшие из их доплывали ночами до нашего правого берега.
Почти все полки, сражаясь в руинах городка, оказывались на скудном пайке, но, увидев голодные глаза детей и дам, бойцы делились с ними крайним.
В нашем подвале под древесным домом укрывались трое дам и восемь детей. Выходили из подвала за кашей либо водой лишь старшие малыши, которым было по 10-12 лет: дам могли принять за разведчиц. В один прекрасный момент в овраг, где стояли солдатские кухни, поползла и я.
Пережидала обстрелы в воронках, пока добралась до места. Навстречу мне шли бойцы с ручными пулеметами, коробками с патронами, катили орудия. По запаху я обусловила – за дверкой блиндажа находится кухня. Я топталась, не решаясь открыть дверь и попросить каши. Передо мной тормознул офицер: «Откуда ты, девченка?» Услышав про наш подвал, он повел меня в свою землянку в откосе оврага. Поставил передо мной котелок с гороховым супом. «Зовут меня Павел Михайлович Корженко, — произнес капитан. – У меня отпрыск Борис – твоего же возраста».
Ложка дрожала у меня в руке, пока я ела суп. Павел Михайлович глядел на меня с таковой добротой и сочувствием, что душа моя, скованная ужасом, обмякла и затрепетала от благодарности. Еще много раз я буду приходить к нему в землянку. Он не только лишь кормил меня, да и гласил о собственной семье, читал письма от отпрыска. Бывало, говорил о подвигах бойцов дивизии. Мне он казался родным человеком. Когда я уходила, он постоянно давал мне с собой брикеты каши для нашего подвала… Его сочувствие на всю жизнь станет для меня нравственной опорой.
Тогда по-детски мне чудилось, что война не может убить такового хорошего человека. Но опосля войны я выяснила, что Павел Михайлович Корженко умер на Украине при освобождении городка Котовска…
Галина Крыжановская обрисовывает таковой вариант. В подпол, где укрывалась семья Шапошниковых, – мама и трое детей, прыгнул юный боец. «Как вы тут жили?» – опешил он и сходу снял собственный вещевой мешок. Положил на топчан кусочек хлеба и брикет каши. И сходу выскочил наружу. Мама семейства ринулась за ним, чтоб сказать ему спасибо. И здесь на ее очах бойца насмерть сразила пуля. «Если б не задержался, не стал бы с нами делиться хлебом, быть может, успел бы перескочить опасное пространство», — сокрушалась она позже.
Поколению детей военной поры было присуще преждевременное понимание собственного штатского долга, рвение создать, что было в их силах, чтоб «посодействовать сражающейся Родине», как ни высокопарно сейчас это звучит. Но таковыми были молодые сталинградцы.
Опосля оккупации, оказавшись в глухом селе, одиннадцатилетняя Лариса Полякова совместно с мамой пошла работать в лазарет. Взяв мед сумку, в мороз и пургу любой денек Лариса отчаливала в неблизкий путь, чтоб принести в лазарет медикаменты и перевязочные средства. Пережив ужас бомбежек и голод, девченка отыскала внутри себя силы ухаживать за 2-мя тяжелоранеными бойцами.
Анатолию Столповскому было всего 10 лет. Он нередко отлучался из подземного укрытия, чтоб добыть пищу для мамы и младших детей. Но мама не знала, что Толик повсевременно под огнем ползает в примыкающий подвал, где расположился артиллерийский командный пункт. Офицеры, заметив огневые точки неприятеля, по телефону передавали команды на левый сберегал Волги, где находились артиллерийские батареи. В один прекрасный момент, когда фашисты предприняли еще одну атаку, взрывом порвало телефонные провода. На очах Толика погибли двое связистов, которые один за остальным пробовали вернуть связь. Фашисты были уже в 10-ках метров от КП, когда Толик, надев маскхалат, пополз находить пространство обрыва. Скоро офицер уже передавал команды артиллеристам. Неприятельская атака была отбита. Еще не раз в решающие моменты боя мальчик под обстрелом соединял нарушенную связь. Толик со своими родными был в нашем подвале, и я была очевидцем того, как капитан, передав мамы буханки хлеба и консервы, благодарил ее за воспитание (целенаправленное формирование личности в целях подготовки её к участию в общественной и культурной жизни) такового отважного отпрыска.
Анатолия Столповского одарили медалью «За оборону Сталинграда». С медалью на груди он пришел обучаться в собственный 4-й класс.
В подвалах, земельных норах, подземных трубах – везде, где скрывались обитатели Сталинграда, невзирая на бомбежки и обстрелы, теплилась надежда – дожить до победы. О этом, вопреки ожесточенным происшествиям, желали и те, кто был угнан германцами из родного городка за сотки км. Ираида Модина, которой было 11 лет, ведает о том, как они встречали бойцов Красноватой Армии. В деньки Сталинградской битвы их семью – мама и троих детей фашисты загнали в барак концлагеря. Чудом они выкарабкались из него и на иной денек узрели, что немцы сожгли барак совместно с людьми. От заболеваний и голода погибла мама. «Мы были стопроцентно истощены и напоминали ходячие скелеты, — написала Ираида Модина. – На головах – гнойные нарывы. Мы с трудом двигались… В один прекрасный момент наша старшая сестра Мария за окном увидела наездника, на шапке которого была пятиконечная красноватая звезда. Она раскрыла дверь и свалилась в ноги вошедшим бойцам. Я помню, как она в рубахе, обхватив колени 1-го из бойцов, сотрясаясь от рыданий, повторяла: «Спасители наши пришли. Родные мои!» Бойцы кормили нас и гладили наши обстриженные головы. Они казались нам самыми близкими людьми на свете».
Феномен «Зелёного призрака»: вермахт против советского бронепоезда
Победа в Сталинграде стала событием планетарного масштаба. В город приходили тыщи приветственных телеграмм и писем, шли вагоны с продовольствием и строй материалами. Именованием Сталинграда назывались площади и улицы. Но никто в мире не радовался победе так, как бойцы-сталинградцы и обитатели выстоявшего в схватках городка. Но в печати тех лет не говорилось, как тяжеленной оставалась жизнь в разрушенном Сталинграде. Выбравшись из собственных убогих убежищ, обитатели еще длительно прогуливались по узеньким тропкам посреди безграничных минных полей, на месте их домов стояли обгорелые печные трубы, воду носили с Волги, где еще оставался трупный запах, еду готовили на кострах.
Весь город был полем схватки. И когда стал сходить снег, на улицах, в воронках, промышленных корпусах, всюду, где шли бои, обнаруживались трупы наших и германских боец. Было надо предать их земле.
«Мы возвратились в Сталинград, и мать пошла работать на предприятие, которое находилось у подножия Мамаева кургана, — вспоминает Людмила Бутенко, которой было 6 лет. – С первых дней всем рабочим, в главном это были дамы, было надо собирать и хоронить трупы наших боец, погибших при штурме Мамаева кургана. Нужно лишь представить, что испытывали дамы, одни ставшие вдовами, а остальные, любой денек ожидавшие весточек с фронта, тревожась и молясь за собственных близких. Перед ними были тела чьих-то мужей, братьев, отпрыской. Мать приходила домой усталая, подавленная».
Тяжело такое представить в наше прагматичное время, но всего через два месяца опосля окончания боев в Сталинграде возникли бригады добровольцев-строителей.
Начиналось это так. Работница детского сада Александра Черкасова предложила своими силами вернуть маленькое здание, чтоб поскорее принять детей. Дамы взялись за пилы и молотки, сами штукатурили, красили. Именованием Черкасовой стали именовать добровольческие бригады, которые безвозмездно поднимали разрушенный город. Черкасовские бригады создавались в разбитых цехах, посреди руин жилых домов, клубов, школ. Опосля собственной главный смены обитатели еще два-три часа работали, расчищая дороги, вручную разбирая развалины. Даже малыши собирали кирпичи для собственных будущих школ.
«В одну из таковых бригад вступила и моя мать, — вспоминает Людмила Бутенко. – Обитатели, еще не оправившиеся от перенесенных страданий, желали посодействовать восстановлению городка. Они шли на работу в отрепье, практически все с босыми ногами. И умопомрачительно – можно было услышать, как они пели. Разве можно запамятовать такое?»
Есть в городке здание, которое именуют Домом Павлова. Находясь практически в окружении, бойцы под командованием сержанта Павлова 58 дней защищали этот предел. На доме осталась надпись: «Мы отстоим тебя, родной Сталинград!» Черкасовцы, пришедшие восстанавливать это здание, добавили одну буковку, и на стенке было начертано: «Мы отстроим тебя, родной Сталинград!»
По прошествии времени этот бескорыстный труд черкасовских бригад, в которые входили тыщи добровольцев, представляется воистину духовным подвигом. И первыми зданиями, которые сооружались в Сталинграде, были детские сады и школы. Город хлопотал о собственном будущем.
Людмила Овчинникова
Источник